Джессику Честейн и Питера Сарсгаарда подводит память

Между артистами возникает невероятная химия. Кадр из фильма

В российский прокат вышел новый фильм мексиканского режиссера и сценариста Мишеля Франко «Память». Премьера этой работы автора «Нового порядка» и «Заката» состоялась в конкурсе Венецианского кинофестиваля, где сыгравший одного из главных героев картины актер Питер Сарсгаард получил Кубок Вольпи за лучшую мужскую роль. Его партнершей в фильме – с не менее впечатляющей партией – стала Джессика Честейн.

Сильвия (Честейн) работает в центре помощи людям с особенностями и инвалидностью, воспитывает 13-летнюю дочь Анну (Брук Тимбре), ходит на собрания анонимных алкоголиков, всегда запирается на все замки и не забывает включить сигнализацию. На то есть причины, что-то в далеком прошлом заставило женщину начать пить и бояться – за себя и за Анну, которую она ни в какую не отпускает на свидания с мальчиками и ночевки с подружками. И все же однажды она решается пойти на встречу выпускников, где к ней подсаживается мужчина, а потом следует за ней до самого дома и остается ночевать у порога. Его зовут Сол (Сарсгаард), он учился с Сильвией в одной школе, но не помнит этого. Как и многого другого, ведь у мужчины прогрессирующая деменция, вызывающая провалы в памяти, а в дальнейшем – полную потерю личности. А вот Сильвия, кажется, узнала его и при следующей их встрече заявляет, что когда-то он вместе с другом подверг ее, на тот момент совсем еще подростка, сексуализированному насилию. В этой точке память, как окажется, подведет обоих – и в то же время сблизит. Женщину, которая никак не может забыть, и мужчину, который отчаянно хочет все помнить.

История эта не на двоих, несмотря на то что солируют в ней двое – но оба окружены важными персонажами, лишь формально второстепенными. Постепенно проступают болезненные отношения Сильвии и Сола с их семьями – для нее вся боль кроется в прошлом, для него – в настоящем, но и то и другое разрушает, казалось бы, нерушимые родственные связи. И оба, найдя друг друга, найдут силы столкнуться с «врагом» лицом к лицу, взбунтоваться и заявить свои права на счастье.

Интересно и визуальное оформление картины, действие которой происходит в Нью-Йорке, но не открыточном и глянцевом, а будничном, сером, оттого даже тревожном – тут городу передается настроение его обитателей. Полутемные квартиры, закрытые, наглухо запертые двери, одежда в тех же оттенках, что и вечно серое, низкое небо. Не холодная, но явно промозглая погода – для режиссера Франко, до этого создававшего весьма пестрые или по крайней мере залитые прибрежным солнцем миры, это новая краска. Как, впрочем, и нарастающее к финалу ощущение надежды, которой будто бы не было места – герои по разным причинам утратили веру в возможное счастье для себя, но, столкнувшись своими несчастьями, как в уравнении, поменяли два минуса на один плюс.

Тема детских травм, насилия, ментальных расстройств – одна из самых актуальных. И самых трудных с точки зрения подбора нужной оптики, нужных слов, историй. В «Памяти» нет манипуляции, но есть едва заметные сцены-штрихи, из которых складываются и характеры, и цельная картина случившегося. Ничего не проговаривается напрямую с самого начала, так что до определенного момента остается гадать, что же случилось – почему Сильвия, к примеру, не общается с матерью (Джессика Харпер), почему та вечно зовет ее лгуньей, почему сестра (Мерритт Уивер) стыдливо молчит? И всего один эпизод расставляет все по местам – оказывается, все куда страшнее, чем то, о чем сама Сильвия заявляла вначале. Можно ли винить ее или ее память в путанице – очевидно, что нет, таковы защитные механизмы, игры разума. Также и Сол, который всю дорогу остается под подозрением как ненадежный свидетель, но возможный виновник, – и вот он, выйдя ночью в туалет, недоуменно замирает перед двумя дверьми. Одна ведет в спальню, где он ночует с Сильвией, другая – в комнату ее дочери. Он не помнит, куда идти, предпочитая замереть в коридоре.

Между Честейн и Сарсгаардом на экране существует невероятная химия, при том что оба играют очень покалеченных, сломленных, измученных людей – но играют столь тонко и в гармонии друг с другом, что остается верить. Стоит им оказаться вдвоем, как из воздуха материализуются нежность, трепет, почти юношеская, трогательная неловкость – и в то же время страсть. То, как они улыбаются себе и друг другу, то, как прикасаются к партнеру, как тянутся, говорит многое – и о природе их болезней, и о том, какой исцеляющей может быть любовь.